Тристаты крепкия

Вот одно из церковных песнопений: ирмóс 4 гласа первой песни канона. Посмотрим на этом примере, с чем могут быть связаны трудности восприятия церковных текстов.

Загадочное слово «тристаты» (греч. τριστάται) загадочно на любом языке, хотя в Синодальном переводе Библии без него как-то обошлись, однако мы увидим, что без тристатов ирмос теряет смысл. Предполагается, что тристаты – это либо военачальники над войском, делившимся на три отряда, либо воины-колесничники, которых было по три на колеснице.

Однако при всей загадочности, это слово на слуху у каждого, кто привык к церковной службе; услышав его, всякий понимает, что речь идет о переходе через Чермное море. Песнь, воспетая Моисеем после этого чудесного избавления, содержится в 15 главе книги Исход. Это первая из девяти песен Священного Писания, лежащих в основе ежедневного богослужения, точнее, в основе всякого канона, поемого на утрени, на повечерии, на панихиде или на молебне и просто в домашнем келейном правиле. Каждая песнь канона начинается с одного из ирмосов, которые некоторыми словами или выражениями отсылают нас к соответствующей священной песни.

И слово «тристаты» в начале первого ирмоса канона немедленно обращает нашу мысль к ветхозаветному событию; но следом мы сразу же слышим «Рождейся от Девы» и понимаем, о Ком идет речь: мысль переходит от Ветхого Завета к Новому.

Далее слова «безстрастия во глубине» так же резко переносят мысль ко внутренней духовной жизни, а на словах «души тричастное потопи, молюся», круг образов замыкается. Тричастный состав души: чувство, разум и воля – уподоблены тристатам, и Тот, Кто потопил египетское войско в Чермном море, точно так же силен потопить эту тричастность в глубине безстрастия, даровав и нам свободу от рабства в земле греха.

Вслед за Моисеем и мужами израильскими воспела победную песнь Богу пророчица Мариам с прочими женами, взяв в руки свои тимпан (Исх. 15:20); и мы после потопления страстей сможем воспеть победное пение «во умерщвлении телесе». Святые Отцы объясняют, почему тимпан есть образ умерщвления тела – не для жизни вообще, а для плотской жизни, отчужденной от Бога: звонкий тимпан делался из натянутой высушенной кожи, которая и знаменует мертвость для мiра и его соблазнов.

Если бы мы захотели сделать это песнопение «понятным», то увидели бы сразу, что перевод на русский язык отдельных слов ничего не дает. Особенность песнопений и молитв Церкви в том, что они не сообщают нам нечто совершенно новое и неизвестное прежде; напротив, они вновь и вновь обращают нашу мысль всё к тем же знакомым истинам, связывая Ветхозаветные прообразы с событиями Нового Завета и с тайнами внутренней жизни человека.

Перевод на понятный русский язык потребовал бы переустройства всего текста, после чего вместо молитвенной торжествующей песни получилось бы рассуждение приблизительно в таком порядке: О, Родившийся от Девы [Христос], потопи в глубине безстрастия тричастные силы моей души, как Ты потопил тричисленных [?] военачальников [египетских в Чермном море], и тогда я, как бы с тимпаном [или даже бубном?] – с телом моим, мертвым [для греха, вслед за пророчицей Мариамью], воспою победную песнь.

Вместо этого ирмос начинается прямо с выражения, которое еще неясно каким членом предложения окажется (вообще-то дополнением: потопи тристаты крепкия – тричастное моея души); затем без всяких объяснений немедленно призывает Спасителя, ставя обращение к Нему там, где это удобнее для связи смыслов. Аналогии подаются намеками без всяких объяснений, а поющим и всем молящимся предоставляется полная возможность свободно плавать среди благодатных словес и Божественных смыслов Писания и Предания Церкви.

Это не значит, что с самим церковнославянским языком никаких трудностей не связано. Однако не стоит рассматривать их, как нечто отдельное: нам просто нужно многое узнать, чтобы язык Церкви стал нам по-настоящему родным.

Если знаний и понимания не хватает, это не повод для уныния: с верой и благоговением принимая священные слова, мы всегда получаем от них душевную пользу и благодать освящения.

Особенные слова и обороты речи можно пытаться учить, но по-настоящему усвоятся они, разумеется, от практики. Многие замечали, что из псалмов кажется самым понятным пятидесятый – на самом деле просто потому, что его чаще читают.

Что касается отдельных церковнославянских слов, то когда попадаются совсем непонятные, каждый сообразит, что надо постараться узнать, что они значат. Но стоит обращать внимание и на то, что знакомые слова нередко имеют другой смысл, чем в светском языке.

Надеюсь позднее поговорить о Псалтири и песнях Священного Писания; продолжим этот разговор в следующий раз.