Образ и имя

Сын Божий есть образ Отца – и это образ единственный в своем роде, образ той же природы, единый с Первообразом и пребывающий в Нем, отличающийся от Него только Своим рождением от Отца, как Дух Святый – Своим происхождением от Него же.

Человек создан по образу Божию – и это образ, уже запечатленный в совершенно иной природе, но призванный быть участником жизни и славы Первообраза. Именно на этом основывается в христианской традиции уважение, почтение, оказываемое всякому человеку – и это почтение восходит к Первообразу.

Но людей христиане не почитают таким образом, каким почитают писанные иконы: ведь вследствие греха человек, сохранив образ Божий, утратил подобие Ему. Сохранив свободную волю и разум, утратил чистоту; сохранив природные силы души, утратил власть над ними, так что они пришли в расстройство. Такой образ недостоин своего Первообраза – это, можно сказать по аналогии, поврежденная, испорченная икона, которая нуждается в исправлении, чтобы снова занять подобающее место.

Однако восстановленный во Христе, образ Божий в человеке снова засиял благодатью, и явился славным во святых Божиих.

Служебное поклонение, подобающее только Самому Богу, воздается Ему посредством почитания вещественных предметов – орудий нашего спасения, как говорит псалом: поклоняйтеся подножию ногу Его, яко свято есть (Пс. 98:5). Так воздается честь Кресту Христову, святой горе Голгофе и вертепу в Вифлееме; так воздавалась честь священным сосудам храма и в ветхозаветные, и в новозаветные времена. Святым, удостоенным от Бога венца правды (2 Тим. 4:8) тоже воздается сообразная почесть, ведь даже тень апостолов и одежда их совершали чудеса (Деян. 5:15; 19:12).

Но как именно икона – дело рук человеческих – связана с Первообразом?

Во-первых, вспомним, что преподобный Иоанн Дамаскин пишет о святых: «благодать Святаго Духа неистощимо пребывает и в душах, и в телах, лежащих во гробах, и в их чертах, и в святых их изображениях, не по причине их сущности, а вследствие благодати и [божественнаго] действия». Под чертами (по-гречески «характир») подразумеваются совокупность свойственных конкретному человеку свойств внешнего облика. Они мыслятся отвлеченно, но могут быть «начертаны» на иконе: в греческое слово «характир» происходит именно от глагола χάραττε «начертывать, процарапывать».

Однако мы уже отмечали, что речь не идет о точном портретном сходстве, которое на иконах присутствует редко: ведь в большинстве случаев не существовало прижизненных изображений святых. Форма глаз, носа, рта, абрис лица, пропорции фигуры – всё то, что так важно для портрета, – на иконах определяется, скорее, местной традицией иконописания. Замечательно, что различия в изображении одних и тех же святых никогда не были причиной претензий к иконописцам или сомнений в подлинности и святости той или иной иконы. В наши дни, когда часто пишутся иконы мучеников или подвижников благочестия недавних времен, само наличие их фотографий побуждает иконописцев добиваться и портретного сходства, однако это – дополнительное качество иконы, отнюдь не обязательное.

Следовательно, характир святого отображается только в некоторой степени, но при этом считается вполне реально присутствующим на иконе.

Из деяний Седьмого Вселенского Собора известно, что иконоборцы, которые вообще-то не отвергали почитания освященных предметов, полагали, что иконы к числу таковых не относятся, так как над ними не читаются освящающие молитвы. Собор же ответил так:

Над многими из таких предметов, которые мы признаем святыми, не читается священной молитвы, потому что они по самому имени своему полны святости и благодати... обозначая <икону> известным именем, мы относим честь ее к первообразу; целуя ее и с почтением поклоняясь ей, мы получаем освящение.

И еще:

Иное дело икона, и иное дело первообраз, и свойств первообраза никогда никто из благоразумных людей не будет искать на иконе. Истинный ум не признает на иконе ничего более, кроме сходства ее по имени, а не по сущности, с тем, кто на ней изображен.

Современный человек может счесть выражение «сходство только по имени» за указание на совершенную условность такого сходства. Но в богословии Отцов сходство по имени – реально, и означает причастность благодати, не субъективную только (в уме почитателей), но и объективную, так что икона требует почитания, а пренебрежение ею, как всякой иной святыней, без сомнения является грехом.

Итак, именно имя, нареченное иконе, является словесным свидетельством подлинности изображения и причиной его святости, само же изображение является видимым раскрытием имени, и одновременно – свидетельством подлинности Боговоплощения и спасения людей, без чего икона как явление Первообраза была бы невозможной.

После Седьмого Вселенского Собора стало обязательным правилом надписывать на иконе имя изображенного.

Преподобный Иоанн Дамаскин пишет:

И всюду ставим чувственно выраженный образ Его, освящая первое <из наших чувств>; ибо первое из чувств – зрение; подобно тому как словами освящаем слух; ведь изображение есть напоминание: и чем является книга для тех, которые помнят чтение и письмо, тем же для неграмотных служит изображение; и что для слуха – слово, это же для зрения – изображение; при помощи же ума мы вступаем в еди­нение с ним.

Традиционное отеческое выражение об иконах, что они суть Евангелие для неграмотных, тоже часто понимают неверно, полагая, что грамотным иконы не так уж нужны. Но иконы освящают зрение и грамотных, и неграмотных; в вещественном и видимом, в красках точно так же, как и в звуках слов, как в буквах Священного Писания, он являют единую Истину – Бога.

О значении образов в христианской жизни мы, надеюсь, поговорим в следующий раз.