Богослужение: немного истории

Из какой глубины веков идет наше богослужение – это можно понять уже по тому, что основой его является Псалтирь. И действительно, некоторые традиции его идут еще из Ветхого Завета, например, «светильничное» – возжигание светильников на вечерне. Отделение христиан от синагоги произошло не сразу: здесь читали Писание, и Апостолы свидетельствовали иудеям о Христе, пока те совершенно Его не отверглись (Деян. 13:15; 18:6).

Совершенно новым с самого начала была Евхаристия – вечеря Господня, непременно совершавшаяся в день недельный, то есть воскресный. Ветхозаветным жертвам бессловесных животных и рукотворному обрезанию пришел конец, как пишет Апостол: Пасха за ны пожерт бысть Христос (1 Кор. 5:7), о Немже бо обрезани бысте обрезанием нерукотворенным, в совлечении тела греховнаго плоти (Кол. 2:11).

Есть и еще одна особенность новозаветного Богослужения: поскольку это по преимуществу жертва хваления (Евр. 13:15), словесное служение (Рим. 12:11), то вместо труб, тимпанов и других музыкальных инструментов здесь звучит человеческий голос, не бездушный, не бессловесный. Не случайно в толкованиях на псалмы, где упоминаются различные музыкальные инструменты, святые Отцы находят иносказательный и духовный смысл, относящийся к человеку – разумному и богозданному инструменту. И само слово «Псалтирь» практически перестало ассоциироваться с музыкальным инструментом; книги псалмов, молитв и песнопений стали теми инструментами, из которого молящиеся извлекают песнь Богу, как сказано: пою Богу моему дондеже есмь (Пс. 145:2).

Из Апостольских посланий мы знаем, что среди собиравшихся на молитву многие имели дарования пророчества и языков: Егда сходитеся, кийждо вас псалом имать, учение имать, язык имать, откровение имать, сказание [то есть истолкование] имать (1 Кор. 14:26). Удивительно не само это обилие дарований, потому что Святый Дух во всякое время подает Церкви всё благопотребное. Но удивительно, что Апостол заботится не столько о самих дарованиях, сколько о том, чтобы всё было благообразно и по чину (1 Кор. 14:40), чтобы пророчествовали по очереди, а на языках говорили, только когда есть кому истолковать их для общего назидания.

Те первохристианские молитвы и пророчества большей частью остались незаписанными, да и вообще немногое из предания ранней Церкви сохранилось на письме. Св. Василий Великий, перечисляя изустно переданное от Апостолов, пишет:

Например, упомянем прежде всего о первом и самом общем: чтобы уповающие на имя Господа нашего Иисуса Христа осенялись образом креста, кто учил Писанием? Или к Востоку обращаться в молитве какое Писание нас учило? Слова призывания в преложении хлеба Евхаристии и Чаши благословения кто из святых оставил нам письменно? Ибо мы не довольствуемся теми словами, которые Апостол и Евангелие упоминает, но и прежде их и после произносим и другие, как имеющие великую силу для таинства, приняв их от неписанного учения. По какому Писанию благословляем и воду крещения, и елей помазания и самого крещаемого? Не по умолчанному ли тайному преданию? Что еще? Самому помазанию елеем, какое написанное слово научило нас? Откуда и троекратное погружение человека и прочее относящееся к крещению, отрицаться сатаны и ангелов его, из какого взято Писания? Не из сего ли не обнародываемого и неизрекаемого учения, которое Отцы наши сохранили в недоступном любопытству и выведыванию молчании, были основательно научены молчанием охранять святыню таинств? Ибо какое было бы приличие писанием оглашать учение о том, на что не крещенным и воззреть непозволительно?

О значимости устного предания тот же Святитель говорит: «Ибо если отважимся отвергать неписанные обычаи, как маловажные, то непременно повредим Евангелию в самом главном, и от апостольской проповеди оставим пустое имя».

Впрочем, и Апостол пишет: Стойте и держите предания, имже научистеся или словом, или посланием нашим (2 Сол. 2:15). И это естественно, если учесть, что сначала у христиан вовсе не было даже Новозаветного Писания, но только устная проповедь Апостолов, устные установления и обычаи, и только со временем стали храниться несколько посланий, а затем и Евангелия, притом от Луки и Иоанна – уже по прошествии значительного времени.

Когда некоторые протестантские течения пытались вернуться к древним обычаям Церкви, не имея этого предания ни в устном, ни в письменном виде, то вполне естественно, что такие попытки приводили только к имитациям древних дарований и к нездоровой экзальтации.

Тексты, относящиеся к христианскому богослужению, стали записываться спустя века, когда Христианство уже распространилось. Отсюда берет начало последование Литургии святителя Василия Великого, а затем – Иоанна Златоуста. Известно, что пустынные подвижники в качестве основы молитвенного делания ежедневно пели Псалтирь. Постепенно сложились службы суточного круга, которые дошли и до нас: вечерня, повечерие, полунощница, утреня и часы, о которых в общих чертах надеюсь поговорить в другой раз.

С течением времени меняются дарования Духа, и Его благодатию многие святые составили те молитвы и песнопения, без которых в наше время трудно себе представить христианское богослужение. Имена некоторых из них дошли до нас, а другие остались неизвестными.

С именем преподобного Романа Сладкопевца (VI век) связан расцвет кондаков, занимавших значительное место в Студийском богослужебном уставе. Это были многострофные песнопения с общим рефреном, развернутые торжественные и назидательные стихи в честь праздников. Так, например, кондак в честь Рождества Христова, составленный св. Романом, состоял из 25 строф с рефреном «Превечный Бог». Часто строфы имели акростих, то есть первые буквы их складывались в какую-нибудь фразу, или же просто составляли алфавит. Со временем, в Иерусалимском уставе, кондаки уступили место канонам, состоящим из небольших тропарей, припеваемых к стихам Песен Священного Писания, а от древних кондаков сохранились только первые строфы, следующие за шестой песнью канона. Обычно их две: первая, краткая, так и называется – «кондак», а вторая и более пространная – «икос».

Похожи по структуре на древние кондаки акафисты («неседальны», в противоположность «седальнам», во время чтения или пения которых дозволялось сидеть). В пространных четных строфах (икосах), перед последним общим припевом идут еще двенадцать стихов, начинающихся, как и он сам, с приветствия «Радуйся»; во главе акафиста стоит кондак, задающий общий припев, а другие кондаки (нечетные строфы) завершаются припевом «Аллилуиа».

Самый древний акафист, и долгое время бывший единственным, – это акафист Божией Матери; только он положен по уставу на богослужении, а именно – на утрени субботы пятой седмицы Великого Поста. Первая строфа (проимий или кукулий, то есть капюшон) – «Взбранной Воеводе» – добавлена позднее, и связывает всё песнопение с чудесным спасением Константинополя от нашествия войск Хозроя. Основная же часть акафиста в греческом оригинале составлена по алфавиту, что отчасти видно даже в переводе: первый икос начинается со слова «Ангел», а последний кондак – с междометия «О», которое и по-славянски, и по-гречески пишется через омегу. В Постной Триоди буквы акростиха («краестрочия») помечены на полях акафиста, как делается и у некоторых канонов, причем в заглавии канонов нередко дается и перевод соответствующего акростиха.

Акафист Божией Матери посвящен, собственно, Благовещению; поскольку же этот праздник может выпадать на разные дни Поста, то для Похвалы Пресвятой Богородицы установлен вот этот постоянный день – субботний, полупраздничный, когда нет собственно постных служб с поклонами и общим их покаянным строем.

Другой древний акафист – Иисусу Сладчайшему – был составлен приблизительно в XIII веке и стал обычной частью монашеского молитвенного правила. Акафист связан с расцветом исихазма, наполнен многократным призыванием Имени Иисусова, и считается лучшим подспорьем для делателей Иисусовой молитвы.

В поздневизантийское время появились другие акафисты – Архангелу Михаилу, Иоанну Предтече, святителю Николаю и некоторые еще. Они не занимают постоянного места в богослужении.

В России всплеск составления акафистов произошел в XIX–XX веках, а в советские времена акафисты стали излюбленным чтением в условиях отсутствия богослужебных книг и совершенного незнания большинством верующих богослужебного устава. Акафисты переписывали от руки, читали и пели дома и в храмах, где во многих местах установились на этот счет собственные традиции. Например, в 1980-х годах мы бывали в Петербургском Владимирском соборе (на Петроградской стороне), где по вечерам три раза в неделю читали акафисты: святителю Николаю, Серафиму Саровскому и Казанской иконе Божией Матери. Многочисленные «радуйся» пели прихожане, у многих были свои рукописные тексты, а иные пели и наизусть. Правда, многочисленные поздние акафисты нередко не отличались высокими качествами ни в смысле содержания, ни в смысле языка, а в изменившихся условиях перевес в их пользу уже теряет свой смысл.

Продолжим наши беседы в следующий раз.