Немного о молитве Иисусовой

Мне показалось уместным немного прервать рассказ о событиях начала ΧΧ века, чтобы сказать несколько слов о практике делания молитвы Иисусовой.

Старца Илариона, кроме прочего, обвиняли и в том, будто бы он пренебрегает богослужением, таинствами, а также жизнью по заповедям, думая всё восполнить одной Иисусовой молитвой. Эти обвинения, правда, совершенно несуразны и никак не вяжутся ни с реальной жизнью старца Илариона, ни с учением, изложенным в книге «На горах Кавказа». Но важно помнить, что точно в том же всегда обвиняли и прежних делателей этой молитвы.

Известно, что архиепископ Антоний (Храповицкий) с подозрением относился к этому деланию; впрочем, предубеждение против него было очень распространено в то время. Мне когда-то довелось читать воспоминания духовных чад одного известного и уважаемого московского священника тех времен, который, в частности, полагал опасным читать более десятка молитв Иисусовых подряд. Это, конечно, уже походит на суеверие: будто именно это сочетание слов производит какой-то опасный эффект.

Впрочем, в течение XX века это делание стало более известным и даже популярным, так что возникла другая опасность: молитву Иисусову нередко пропагандируют и практикуют люди, которым лучше было бы держаться от подобных подвигов подальше. Ведь если о молитве «Отче наш» Отцы писали, что ее не следует произносить тем, кто не прощает своих должников, то и молитва Иисусова не должна совершаться теми, кто проводит жизнь беззаконно, тем более – теми, кто далек от Православия. Нужно прежде решительно отвергнуть то, что совершенно противно вере Христовой, положить начало деятельному покаянию и исправлению своей жизни: это и будет фундамент правильного молитвенного делания.

Если так положить начало, то далее нет ничего важнее, чем внимание в молитве, о чем так ясно пишет Игнатий Брянчанинов в своей небольшой статье «Дух молитвы новоначального». Если наша жизнь рассеянна, пусть краткая молитва Именем Иисусовым служит тому, чтобы рассеянность, беспечность, легкомыслие, дерзость умерялись – не только тогда, когда мы молимся, но и во всякое время, благодаря пристыжающему нас воспоминанию Того, Кого мы недавно призывали, прося помилования.

Если же между периодическими молитвенными упражнениями и нашей повседневной жизнью обнаруживается слишком большой разрыв, то нужно опасаться, чтобы вся жизнь наша не оказалась лицемерной и полной самообмана. Лицедейство губит христианскую жизнь, а нам оно очень свойственно, и требуется много усилий и помощь Божия, чтобы хотя бы приблизиться к простоте сердца, к нелицемерности жизни и поведения.

Много говорить об этом предмете я не берусь, но всё-таки немного коснусь внешних приемов молитвенного делания, поскольку мы видели, как повторялись прежние Варлаамовы обвинения в адрес Святителя Григория Паламы и других исихастов, будто бы они уповали приобрести благодать путем смотрения на свой пуп.

Нужно иметь в виду, что если одних ложно обвиняли в каких-то йоговских приемах молитвы, то другие на самом деле бывают склонны к чему-то подобному.

У древних Отцов немало говорится о сдержанном дыхании, сосредоточении мысленного взора в сердце и тому подобном. Но более поздние наставления больше обращают внимание на опасность увлечения внешними приемами и всякими впечатлениями и переживаниями внешнего характера, будь то тепло, ощущение сладости, даже сокрушенный плач, который у новоначальных смешан с различными страстями.

У епископа Игнатия Брянчанинова в беседах о молитве Иисусовой почти вовсе исключаются указания на внешние приемы, за исключением общей сдержанности и умеренности. В одном из писем об этом предмете он советует молиться «заключая ум в слова молитвы, имея глаза на устах, или закрывая их». Здесь нужно заметить, что с одной стороны, изложенные древними приемы действительно помогали им в их молитвенном труде, как бы ни соблазнялись этим обстоятельством Варлаам и другие теоретики, не понимавшие сути этого делания.

Однако никакие внешние средства в духовной жизни не носят безусловного характера. Вспоминая притчу о мытаре и фарисее, мы когда-то уже замечали, что мытарь смиренно молился в храме, бия себя в грудь: для него в те времена, в той обстановке и при тогдашних обычаях это было естественным выражением сердечного сокрушения, а также и ощутимой помощью в истинной и правильно направленной молитве. Но если бы мы сейчас, стоя в храме, стали бить себя в грудь, то это, скорее, было бы выражением фарисейства: неуместное и потому показное действие ведет к возношению, а истинному сокрушению не оставляет места.

Наряду с лицемерием, человеку нашего века исключительно свойственны самонадеянность и приверженность к плотской жизни. Эти два качества порождены условиями нашего времени, и мы должны их учитывать, чтобы наши усилия ко спасению не оказались тщетными. Из причин этого обстоятельства упомяну две, появившиеся и усилившиеся уже в XX веке.

Во-первых, разрушение богоустановленных властей во всем мире. Послушание нам по опыту известно по большей части либо произвольно взятое на себя, либо беззаконно навязанное. Ни то, ни другое не способствует смирению, а общий фон бесчинства смещает наши понятия и оценки.

Во-вторых, развитие и распространение систем оздоровления смешанного характера – отчасти материальных, отчасти оккультных, в которых упражнения, диеты и разные процедуры не просто призваны облегчить немощи, но прельщают достижением гармонии и имеют тенденцию подменять телесно-душеными ощущениями духовный труд. Даже те из нас, кто не увлечен подобными практиками, отчасти имеет искаженный опыт восприятия себя самого и своего самочувствия; полностью избавить от этого искажения может только опыт собственно духовный, от которого мы всё-таки далеки.

Отсюда становится понятнее, почему Игнатий Брянчанинов не дает советов по поиску внутренним взором «сердечного места». Кроме прочего, сосредоточенное обращение внутреннего взора в сердце естественно и физиологически вызывает ощущение боли и жжения, что само по себе ничего не означает, и в людях другого склада, нежели мы, даже в новоначальных, когда-то могло поддерживать внимание и помогать правильному расположению, как мытарево биение в перси. Но человека нашего времени такие ощущения не могут не отвлекать от сокрушения, порождая тонкое (или даже не очень тонкое) довольство собой.

Упомянутый же Игнатием Брянчаниновым способ во время молитвы опускать взор к устам не дает такого эффекта, но зато тоже способствует вниманию – главной цели в молитве у новоначального. Известно, что мечтательный взгляд невольно устремляется вверх, а поднимая взор, мы легче отдаемся блужданию мысли. Мне даже встречались советы для страдающих бессонницей закатывать глаза (что во сне происходит обычно естественным образом); не знаю, действительно ли это помогает уснуть, но что мешает вниманию, необходимому в молитве, – это точно.

Больше распространяться на тему о делании Иисусовой молитвы я не буду, но лучше отошлю всех заинтересованных в этом вопросе к трудам святителя Игнатия Брянчанинова.

Продолжим этот разговор в следующий раз.