Истина о Триипостасной Истине

К приведенному в прошлый раз толкованию св. Иоанна Златоуста об имени Иисуса Навина как прообразе Имени Иисусова нужно добавить толкование о том же св. Иустина Философа, касательно слов Господа Моисею: Се Аз послю Ангела Моего пред лицем твоим, да сохранит тя на пути, яко да введет тя в землю, юже уготовах тебе; вонми себе и послушай его, и не ослушайся его: не обинется бо тебе [т. е. не простит тебе ослушания], имя бо Мое есть на нем (Исх. 23:20). Св. Иустин пишет: «Итак, кто ввел отцов наших в землю? Вникните, наконец, что это был за муж, названный именем Иисус, а прежде именовавшийся Авсием. Если вы обратите на это внимание, то поймете, что имя Того, Который говорил Моисею имя Мое на нем, было "Иисус"». Иисус Навин явился прообразом Иисуса Христа, введя народ Божий в землю обетования – во временное наследие, прообраз будущего и вечного наследия; кроме того, пишет св. Иустин, он «остановил солнце, будучи наперед переименован именем Иисуса и получивши силу от Духа Его». И во время сражения с амаликитянами (Исх. 17), объясняет св. Иустин, когда простертые руки Моисея образовали Крест, то во главе войска было Имя Иисусово, нареченное на военачальнике, сыне Навинове, и потому не молитвами народа, а именно этими двумя прообразами будущей победы Христовой были побеждены враги.

Все эти толкования приведены в «Диалоге с Трифоном-иудеем». Там же св. Иустин пишет и о другом прообразе Христовом – Иисусе Иоседекове, о котором было сказано: И приимеши сребро и злато, и сотвориши венцы, и возложиши на главу Иисусу Иоседекову, иерею великому, и речеши к нему: сице глаголет Господь Вседержитель: се, муж, Восток имя ему, и под ним возсияет, и созиждет храм Господень; и той приимет добродетель, и сядет и возобладает на престоле своем (Зах. 6:11–13). Прообразовательный смысл этого пророчества очевиден, и подтверждается знакомым всем церковным песнопением: «Исаие, ликуй: Дева име во чреве, и роди Сына Еммануила, Бога же и Человека, Восток имя Ему», – где имя, переведенное здесь как «Восток», отождествляется с именем «Отрасль» в пророчестве Исайи (11:1) в силу значения этого древне-еврейского слова. Так же толкует его св. Кирилл Александрийский и другие Отцы.

Интересно, что современный исследователь истории имяславия – архиепископ Иларион (Алфеев) пишет по поводу толкований св. Иустина: «Все эти типологические построения современному читателю могут показаться искусственными, но по законам аллегорического метода они представлялись стопроцентно убедительными» (Священная Тайна Церкви, гл. ΙΙ). Здесь верно подмечена разница между общепринятым в наше время образом мыслей и традиционным церковным. Однако, как видим, архиеп. Иларион склонен видеть аллегорию в этих рассуждениях, хотя и отмечает, что такой подход является «продолжением того понимания имени Иисуса, которое характерно для Нового Завета».

Итак, инок Хрисанф (Минаев) в своей рецензии положил начало борьбе против Имени Господа Иисуса, приняв априори, как само собой разумеющееся, такое понимание имен, которое родственно философии номинализма, но совершенно чуждо Писанию, пророкам, Апостолам и святым Отцам. Вообще говоря, если считать все без исключения имена только условными знаками, не имеющими отношения к реальности, то возможность всякого познания и передачи знаний от человека к человеку оказывается весьма сомнительной. Однако это еще пол беды: а вот вера вовсе повисает в воздухе, если основана только на условных человеческих словах, не имеющих реального отношения к Проповедуемому.

Кроме того, если предположить, что призываемое в молитве Имя не имеет реального отношения к Именуемому, то и молитва отпадает от реальности и остается субъективным, чисто психологическим процессом, мысленным занятием самого человека, замкнутого в свои представления и понятия, замурованного в свой внутренний мир.

Убедительно доказывая, что имена и слова, понимаемые в таком ключе, то есть сведенные к звукам и буквам, не могут быть действующей силой в молитве, совершении таинств и чудес Божиих, рецензент не задумался о катастрофических выводах из первоначальной посылки, на которой построены его правдоподобные рассуждения.

Мы, надеюсь, еще будем говорить об этих идеях, разрушительных для всех основных понятий христианской веры и благочествия, и о том, какое развитие они получили в позднейших документах. Но первоначально именно похуление и уничижение спасительного имени Иисусова вызвало возмущение у многих иноков русских монастырей Афона, а в первую очередь у иноков скита Новая Фиваида, подчиненного Пантелеимоновскому монастырю.

О. Антоний (Булатович) пишет, что Фиваидская братия, частью живущая уединенно, частью – общежительно, в значительной степени состояла из простецов, не читавших и книги «На горах Кавказа». Те же иноки, которые были святоотечески образованы, прочтя эту книгу, нашли в ней знакомое не только от чтения, но и по молитвенному опыту учение; у них не возникло мысли, что кого-то нужно убеждать в том, что всегда было общим учением Церкви. Но когда о. Алексей (Киреевский) и некоторые еще из иноков с образованием стали опровергать учение о Божественности имен Божиих, и в особенности, имени Иисусова, тогда в Фиваиде началось смущение. О. Антоний пишет об этом так:

Во время одного из своих скитаний по пустынным каливам скита он [о. Алексей (Киреевский) – Е.К.] посетил одного подвижника, делателя Иисусовой молитвы, в день его ангела. Пустынник гостеприимно угостил его, чем мог, и вот во время беседы с пустынником о. Алексей завел речь о молитве Иисусовой, о книге о. Илариона и дерзко высказал следующее мнение: "Ну что такое имя Иисуса, что о. Иларион придает ему такое значение в Иисусовой молитве?.. простое человеческое собственное имя, как и другие имена человеческие". Эти слова покоробили благоговейного инока, смутили его, и он попросил о. Алексея оставить его и удалиться из его келии. О. Алексей ушел, но своей проповеди не прекратил и стал высказывать своим мнения об Имени Иисусовом и перед другими братиями скита. Это повело к тому, что стали смотреть на него, как на еретика, перестали брать от него благословение, начали отказываться служить с ним вместе литургию.

Иеромонах Паисий, о котором мы упоминали в прошлый раз, приводит в качестве начала смущения случай, когда о. Алексей (Киреевский) посетил старца схимонаха Мартиниана и стал говорить ему, что в книге о. Илариона содержится ересь, поскольку Имя Божие – не то, что Сам Бог, и что были и другие Иисусы, как Иисус Навин, Иисус Сирахов, Иоседеков, и такое же обычное человеческое имя было дано Иисусу Христу. Возник спор, при котором присутствовал и некий иеродиакон Николай. Когда же в ближайшее время этому иеродиакону выпала череда, он отказался сослужить с о. Алексеем (Киреевским), назвав его еретиком. За этим последовали и другие подобные споры, и некоторые из фиваидских иноков были переведены на низшие послушания или даже изгнаны из обители за такое противление уничижению имени Иисусова.

Споры эти начались, по-видимому, в 1910 году; изгнанные из скита Фиваиды иноки приходили к о. Антонию (Булатовичу), который в то время не проявил к ним сочувствия, поскольку не вник еще в суть этого дела, и полагал, что речь идет о простом непослушании монастырскому начальству. В течение же 1911-го года он находился в Эфиопии, куда отправился с целью причастить своего крестника Ваську, навестить престарелого и больного императора Менелика, а также попытаться организовать Православную миссию и монастырское подворье – усилия эти, однако, не увенчались успехом.

В начале 1912 г. рецензии инока Хрисанфа была опубликована в «Русском иноке», что подлило масла в огонь; постепенно все братство Пантелеимонова монастыря и Новой Фиваиды (а это было более 2000 человек) оказалось внутренне разделено и раздираемо разномыслием. Сторонников «номинальности» Имен Божиих было меньше численно, но среди них было начальство монастыря и скита.

О. Антоний теперь уже ознакомился с происходящим и с благословения настоятеля Андреевского скита о. Иеронима, который только позже встал на сторону имяборцев, написал небольшую статью «О почитании Имени Божия», которая и была опубликована в журнале Андреевского скита, выходившем в Одессе; опубликована была и его статья о молитве Иисусовой и о Имени Иисусовом в Великом посту 1912 года.

Тем временем выходили номера «Русского Инока» с продолжением рецензии инока Хрисанфа, а также и со статьей архиепископа Антония (Храповицкого), где почитание афонцами Имени Божия приравнивалось к хлыстовству.

Отец Антоний полагал невозможным оставить без возражения хулы на Имя Иисусово, однако сознавал и «свое недомыслие о сей великой богословской тайне», а потому молился ежедневно на Светлой седмице, когда бывают открыты раки с мощами святых, у каждого из них прося помощи в этом деле. Последовавшее за тем обострение болезни глаз заключило его в безвыходное уединение келии, и это время отец Антоний посвятил молитве и размышлениям о таинственном присутствии Самого Бога в Имени Своем. Он пишет:

И вот однажды, в легком тонком полусне, я явно услышал следующее мысленное рассуждение: «Аз есмь истина, и истина есмь Аз. Имя Божие есть истина о триипостасной истине, ибо Аз есмь истина, и Отец Мой истинен есть, и Дух Святый есть Дух истинный». Это рассуждение, представляющее из себя сочетание евангельских свидетельств Господних, сделало для меня сразу ясной ту тайну, постичь которую я так желал, но был не в силах постичь ее собственным своим умом. Мгновенно очнувшись, я вскочил с постели и, нащупав в темноте лист бумаги и карандаш, немедленно наощупь написал открывшееся мне рассуждение, в котором был ключ к разрешению тайны Божества Имени Господня.

Продолжим этот разговор в следующий раз.