День третий: семя по роду

В прошлый раз мы говорили о том, что растения, вновь восстающие из семян, являются живым предуказанием будущего воскресения из мертвых. Но еще и другим образом растения свидетельствуют о воскресении, как пишет Игнатий Брянчанинов:

Если б мы не привыкли видеть оживление природы весною, то оно показалось бы нам вполне чудесным, невероятным. Не удивляемся от привычки; видя чудо, уже как бы не видим его! Гляжу на обнаженные сучья дерев, и они с убедительностью говорят мне своим таинственным языком: «мы оживем, покроемся листьями, заблагоухаем, украсимся цветами и плодами: неужели же не оживут сухие кости человеческие во время весны своей?»

Они оживут, облекутся плотью; в новом виде вступят в новую жизнь и в новый мир. Как древа, невыдержавшие лютости мороза, утратившие сок жизненный, при наступлении весны посекаются, выносятся из сада для топлива: так и грешники, утратившие жизнь свою – Бога, будут собраны в последний день этого века, в начатке будущего вечного дня, и ввергнуты в огнь неугасающий.

Если б можно было найти человека, который бы не знал превращений, производимых переменами времен года; если б привести этого странника в сад, величественно покоящийся во время зимы сном смертным, показать ему обнаженные древа, и поведать о той роскоши, в которую они облекутся весною: то он вместо ответа, посмотрел бы на вас, и улыбнулся – такою несбыточною баснею показались бы ему слова ваши! Так и воскресение мертвых кажется невероятным для мудрецов, блуждающих во мраке земной мудрости, непознавших, что Бог всемогущ, что многообразная премудрость Его может быть созерцаема, но не постигаема умом созданий. Богу все возможно: чудес нет для Него. Слабо помышление человека: чего мы не привыкли видеть, то представляется нам делом несбыточным, чудом невероятным. Дела Божии, на которые постоянно и уже равнодушно смотрим, – дела дивные, чудеса великие, непостижимые.

Да, чудеса первых дней творения продолжают действовать в созданной Богом природе; став привычными для нас, они уже не воспринимаются как чудеса. Это почти то же, как если бы евреи в пустыне перестали считать чудом посылаемую им манну, поскольку она является постоянно, а падает на землю под действием всем знакомой силы тяжести. На самом деле, если мы и не относим к категории чудес то, что совершается по законом этого мира, не следует забывать, что само существование этих законов, как мы уже говорили, необъяснимо; их явление – чудо в точном смысле слова.

Василий Великий так пишет о продолжающемся чуде природы:

Да прорастит земля. Краткое сие повеление тотчас стало великою природою и художественным словом, быстрее нашей мысли производя бесчисленные свойства растений. То же повеление, и доныне действуя в земле, побуждает ее, по истечении каждого года, обнаруживать силу свою, какую она имеет к произведению трав, семян и деревьев. Как кубарь, по силе первого данного ему удара, совершает последующие обращения, когда описывает круги, соблюдая в себе средоточие неколеблемым, так и последовательный порядок природы, получив начало с первым повелением, простирается на все последующее время, пока не достигнет общего скончания вселенной.

И изнесе земля былие травное, сеющее семя по роду и по подобию, и древо плодовитое творящее плод, емуже семя его в нем, по роду на земли.

В третьем дне творения впервые является выражение «по роду». За этим кратким и простым словом стоит самое существенное знание о живой природе: Творцом создана не вообще какая-то неорганизованная жизнь, но разные роды ее, существующие по своим особым законам, имеющие свои отчетливые признаки и сохраняющие эти признаки из поколения в поколение, пока род существует. В видимых свойствах растений и животных проявляется скрытое от нас повеление Творца, которое привело данное творение в бытие, определило для него цель и способ существования. Это – логос природы каждого творения, который мы можем назвать «смыслом» данной природы.

Внутри рода (в современной науке этому понятию приблизительно соответствует термин «биологический вид») природные признаки могут варьироваться, иногда в очень большом диапазоне. Это богатство разнообразия поддерживает жизнеспособность рода, позволяет ему пережить изменения внешних условий. Оно же лежит в основе искусственной селекции, позволяя человеку выводить культурные породы растений и животных со свойствами, существенно отличающимися от диких. Однако путем селекции невозможно развить такие свойства, которых в природе данного рода (или вида) не существует в принципе. Правда, возможно повреждение наследственных признаков, мутации, как правило, означающие какую-то ущербность, хотя и они иногда культивируются человеком для определенных целей. С другой стороны, под влиянием внешних условий признаки могут проявляться в большей или меньшей степени, начать преобладать или, напротив, почти исчезать. Внешние изменения не означают изменение самого рода, как поясняет это и Василий Великий:

Говорят: как же земля приносит семена по роду, а между тем часто, посеяв пшеницу, собираем черное пшеничное зерно? Но это не изменение в другой род, а как бы недуг и болезнь семени. Здесь пшеница не перестала быть пшеницею, но почернела от обожжения, как можно видеть из самого названия. Загорев от чрезмерной стужи, она приняла другой цвет и вкус. Но сказывают, что она и опять, если будет иметь пригодную землю и благорастворенный воздух, обращается в первоначальный вид. Посему ничего не найдешь в растениях, что совершилось бы вопреки сему повелению.

Современная наука многое узнала о вещественном механизме, который обеспечивает сохранение свойств каждого рода и варьирование признаков внутри него. Но за тысячелетия до открытия законов Менделя, до обнаружения хромосом и генов Священное Писание засвидетельствовало в простых и ясных выражениях не только существование наследственных признаков, но и разумное происхождение каждой их устойчивой совокупности – каждого рода растений или животных.

Можно легко увидеть, насколько такое воззрение отличается от взгляда эволюционистов, для которых каждый вид – общность организмов, которые случайно, в процессе борьбы за существование получили некоторую совокупность признаков, и пока что продолжают сохранять ее в своем потомстве.

Моя мама, будучи геологом по образованию, впоследствии стала специалистом по палеоботанике, а именно – палинологии. Эта наука занимается изучением ископаемой пыльцы и спор, которые очень хорошо сохраняются в слоях осадочных пород. Не будучи ботаником, мама тем более всегда интересовалась, как выглядит то или иное растение, прекрасно знакомое ей по виду пыльцы или спор под микроскопом. Надо сказать, что зерна пыльцы очень разнообразны и причудливы по форме и строению (можно полюбоваться на них, набрав в любом поисковике слова «пыльца растений»). Но замечательно то, что пыльца бывает весьма сходной у совершенно непохожих друг на друга растений и наоборот – радикально различной у кажущихся близкородственными. Поэтому моя мама говорила, что если бы классификация растений основывалась на описании пыльцы и спор, она получилась бы совершенно непохожей на общепринятую в наше время.

Классификация живых существ уже более или менее устоялась к тому времени, когда были открыты хромосомы, гены и механизм синтеза белка из аминокислот. Казалось бы, получено объективное основание для построения классификации видов. Однако результаты оказались довольно неожиданными, как и в случае с пыльцой, так что картина предполагаемого происхождения видов друг от друга пока, судя по всему, не складывается.

Одно остается очевидным: чем больше мы узнаем о живых организмах, тем сложнее и удивительнее оказывается их природа; если Василий Великий удивляется тому, как одна и та же влага в разных растениях приобретает различные свойства, и даже в одном по-разному ведет себя в стволе, листьях и плодах, то мы теперь получили возможность удивляться и тому, как в каждой клетке работает невидимая глазу фабрика по производству белков, стремительно и точно собирая аминокислоты по строгому плану, и преобразуя неживую материю в живую по роду ее.

Продолжим наш разговор в следующий раз.