Поэтом можешь ты не быть...

Самые разные вещи окружающего нас мира могут оказаться поучительными: из внешних обстоятельств можно извлечь уроки, применимые к духовной жизни. Образцы таких уроков мы видим и в Евангелии, и в творениях святых Отцов.

Сегодня я хочу для примера поговорить о поэтах, потому что в течение нескольких лет, занимаясь переводами поэзии с английского, скотса и шотландского гэльского, я общалась на форуме «Век перевода» с переводчиками и поэтами, и естественно, мы обсуждали разные практические и теоретические подходы в этой области.

В школьные годы нам нередко приходилось отвечать на вопрос: что хотел сказать поэт (или писатель) своим произведением? Вопрос довольно странный. Если поэт достиг своей цели, то уже сказал то, что и хотел. Если же ему не удалось высказаться, то какая разница, в чем состоял замысел, не нашедший своего воплощения? Правда, иногда можно догадаться, что у поэта были какие-то одни замыслы, а в результате воплотилось нечто другое; но обычно вопрос «что хотел сказать поэт» подразумевает, что сказать-то он сказал, однако читатель, пока ему не разжуешь, не в состоянии сообразить, что это было. Отсюда возникает ощущение, что поэт, может быть, в чем-то талантлив и даже гениален, но изъясняться умеет не очень хорошо. Что странно, поскольку его основное занятие – именно воплощать в словах мысли, образы, чувства. Естественно, комментарии и примечания тоже оказываются нужны, особенно с течением времени: меняются времена, меняется язык; очевидное некогда превращается в загадку, обстоятельства забываются и т. п. Но после всех необходимых примечаний последнее слово остается за автором, и не стоит думать, будто мы можем лучше выразить то, что он «хотел сказать». Еще добавим, что если бы то, что он «хотел сказать», можно было выразить в прозе, то он бы не стал бы связываться со стихами. В конце концов, поэт не хуже нас мог бы написать статью с изложением собственных взглядов.

В связи с этим возникает вопрос: чем должен руководствоваться в своей деятельности поэт? Скорее всего, он учится у кого-то и стихосложению, и многому другому; сама жизнь учит поэта и дает пищу для творчества. Но оставаясь один на один с листом бумаги и пером, поэт (если он настоящий поэт) в конечном счете руководствуется своим призванием.

Приведу в пример того, кто был одновременно и реальным лицом, и мифическим персонажем, – Тома-Рифмоплета, Томаса Лермонта, которого, кстати говоря, считал своим предком Михаил Юрьевич Лермонтов. Прозвище Лермонта – True Thomas – можно перевести как «правдивый» или «честный» Томас, и это связано с легендой, по которой он был похищен королевой фей, и получил от нее странный дар в виде неспособности лгать. С другой стороны, знаменитую балладу Киплинга “The Last Rhyme of True Thomas” в 1920-е годы перевела на русский язык Оношкович-Яцына, дав ей заглавие «Последняя песня Верного Томаса». Здесь дано другое значение прозвища: слово “True” можно перевести и так, имея в виду, что Томас был верен своему призванию. Таким образом, прозвище Тома-Рифмоплета говорит нам о двояком признаке настоящего поэта: он должен быть правдив и верен своему призванию.

Многие из поэтов размышляли о том, может ли кто-то, – а если может, то кто именно – судить о том, что написал поэт. С одной стороны, поэт не лучше прочих людей, а то и значительно хуже многих, и нередко подвержен порокам и всевозможным заблуждениям. Но хотя личные слабости и пороки поэта очень даже могут портить его дело, всё же следуя своему призванию, он может сказать то, чего никто другой сказать бы не сумел. В стихах его находится правда, которой он и сам не знал, пока она не сказалась; поэтому нередко читатели извлекают из этих строк помощь и утешение сверх всякой надежды.

Не буду задерживаться на этой мысли, потому что моей целью вовсе не было рассуждение о поэзии и литературе вообще. Только позволю себе отчасти поспорить с известной сентенцией: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». То есть спору нет: тот, кто не пишет стихов, может позволить себе не быть поэтом. Однако если кто пишет стихи, то быть поэтом – это главное условие, без которого всё остальное совершенно теряет смысл.

Впрочем, на форуме «Век перевода» мы говорили и о том, что поэтом можно назвать не только того, кто пишет стихи; ведь если повар, например, в душе не является поэтом, то у него получится грустный суп, от которого будет мало пользы, и вовсе никакой радости.

Если же мы посмотрим еще шире, то каждый из нас имеет в жизни свое призвание. Какое? Во-первых, есть общее для всех нас: мы призваны к Небесному Царству, и хотели бы удостоиться быть не только званными, но и избранными. Но есть и частные призвания – у каждого свое; так, например, Апостол Павел, говоря о девстве и браке, добавляет: Хощу бо, да вси человецы будут, якоже и аз; но кийждо свое дарование имать от Бога, ов убо сице, ов же сице (1 Кор. 7:7). В особых случаях призвание является сверхъестественным откровением от Бога, как было с самим Апостолом Павлом. Но чаще оно проявляется в обстоятельствах жизни, в природных свойствах человека, в воспитании, которое он получил, в тех людях, с которыми выпало ему общаться, а в конечном счете – в голосе совести, которая иногда неожиданно понуждает его изменить свою жизнь, оставив прежние дела и привязанности.

Притом, как мы можем увидеть из житий многих святых, призвание бывает не одно на всю жизнь. Раньше времени не мог святой Евстафий Плакида знать, что произойдет с его семьей, и какой путь придется пройти ему и его близким; так что он следовал своему призванию на том месте, на котором находился. Святой Максим Исповедник был придворным, и здесь было его призвание и служение, пока призвание не привело его в монастырь, затем – на трудный путь через Африку в Рим ради утверждения и защиты Православной веры, а оттуда – на путь исповеднических страданий.

И если общее наше призвание ясно свидетельствуется Священным Писанием и проповедью святых, то отдельное призвание каждого из нас не так очевидно, потому что плотская жизнь сделала нас слепыми, а привычные грехи заглушили голос совести.

Можно сравнить христианскую жизнь с поэмой, но точнее будет сказать, что любая поэма – только слабый образ таинственной песни, которую во славу Божию и действием Божественной благодати каждый из нас должен составить из собственных мыслей, слов и поступков.

Как поэт не перестает учиться, чтобы осуществить свое призвание, так каждый из нас должен с усердием учиться, применяя по мере сил на практике то, чему учит Церковь.

И как оставшись наедине с листком бумаги и пером, поэт слушается своего призвания, зная, что никто за него не решит, что и как написать, – точно так же и мы, сознавая свою слепоту, понимая, что будем многократно ошибаться, всё же должны помнить, что последним судьей всех дел остается голос Божий в человеке – голос собственной совести.

Однако читатели, даже не разбираясь в тонкостях стихосложения, вполне могут заметить, когда поэт фальшивит в угоду посторонним соображениям; так и наши близкие видят, когда мы пытаемся представить из себя то, чем не являемся на деле, лицемерим или, ссылаясь на возвышенные духовные понятия, пренебрегаем простой порядочностью, состраданием, ответственностью. И неприятные слова наших близких помогают нам не замыкаться в самообольщении, а отрезвляться, снова и снова сверяясь со своей совестью.

Усилия на этом пути приводят к тому, что мы начинаем видеть свою слабость, слепоту и склонность к самообману, а следовательно – и нужду в помощи Божией. Отсюда берется то расположение души, благодаря которому святые смогли с терпением следовать своему призванию, и о котором, вспоминая свою юность, так пишет святитель Игнатий Брянчанинов:

И начал я часто, со слезами, умолять Бога, чтоб Он не предал меня в жертву заблуждения, чтоб указал мне правый путь, по которому я мог бы направить к Нему невидимое шествие умом и сердцем…

Продолжим наш разговор в следующий раз.