Попущения Божии – продолжение. Сергианство

Власть добивается, чтобы мы, прежде чем умереть, быть уничтоженными, потеряли бы собственное достоинство, стали бесчестными людьми и умирали уже с презрением к себе.

Протопресвитер Михаил Польский

В прошлый раз мы говорили о попускаемых Богом бедствиях и об отношении к ним, а также и к людям – орудиям этого попущения.

В качестве примера бедствий не личных, а общественных речь шла о захвате большевиками власти в России, и о том, как в 1927 году Декларация митрополита Сергия (Страгородского) провозгласила единство верующих с этой властью в радостях и печалях. Едва ли это было искренним; для митрополита Сергия и его единомышленников все подобные заявления и действия представлялись просто компромиссом, необходимым «ради спасения Церкви». И часто «Декларацию» оправдывают именно тем, что ведь все понимали, что заявление это вынужденное, так что оно никого не могло обмануть.

Поэтому здесь стоит остановиться и подумать немного о разных видах лжи.

Есть такая ложь, которая действительно вводит в заблуждение слушателей. Это – прямой обман, что само по себе достаточно плохо; но есть и худшая разновидность: ложь, о которой вполне ясно, что это именно ложь, но которую по каким-то причинам человек вынужден (или думает, что вынужден) признавать за правду.

Очевидная ложь по своим последствиям бывает гораздо страшнее простого обмана. Мы здесь оставим в стороне тот случай, когда речь идет непосредственно об исповедании веры, потому что долгое время после 1927 года продолжались споры, является ли сергианство прямой ересью. Но помимо догматов, Истина Христова заключает в себе и нравственный смысл, без чего вера в Бога уподобляется вере бесовской, как говорит Апостол (Иак. 2:19).

О событиях тех лет пишет протопресвитер Михаил Польский в своей книге «Положение Церкви в Советской России», и очень ее рекомендую, если кто-то еще не читал или уже забыл. В ней не просто сообщаются какие-то сведения и делаются выводы, а рассказано именно изнутри: как переживались эти события участниками, на что они надеялись, в чем разочаровывались – все вопросы и соображения, которые в первую очередь касались совести пастырей и верных.

Отец Михаил пишет, что власти соблазнили митрополита Сергия легализацией; при этом почти десять лет Церковь существовала как бы на нелегальном положении, но обладала тем моральным весом, с которым приходилось считаться, и которому власти могли противопоставить только грубое насилие. Такое положение было затруднительным не столько для Церкви и верующих, сколько для самих властей, почему они и искали способа подорвать эту моральную опору.

Власти потребовали принятия очевидной лжи: будто бы в Советской России нет никаких гонений на веру, а все, кого арестовывают, ссылают и казнят, являются обычными политическими преступниками. Сергианская иерархия приняла и провозгласила официально эту ложь.

Принятие ее повлекло за собой разрушение церковной организации изнутри, руками самой иерархии. Вполне закономерно, что пользы сергианам это не принесло, по Писанию: «Яко рекосте: сотворихом завет со адом и со смертию сложение: буря носима аще мимоидет, не приидет на нас: положихом лжу надежду нашу и лжею покрыемся… – И не отымет от вас завета смертнаго [т. е. смерть вас не минует; в русск. переводе: «союз ваш со смертью рушится»], и надежда ваша, яже ко аду, не пребудет. Буря идущая аще найдет, будете ей в попрание» (Ис. 28:15, 18). Действительно, после 30-х годов в стране уже оставалось ничтожное количество храмов и горстка епископов-сергиан, изо всех сил старавшихся угодить власти; полное уничтожение легализованной церковной организации остановила только война.

Ложь сергианства развязала руки большевицким властям: «сама иерархия, сами верующие» признали, что репрессиям подвергаются обычные преступники, а никаких гонений на веру нет. Несогласные с этим не только арестовывались, но и подвергались якобы законным прещениям со стороны митр. Сергия, который, похоже, искренне верил, что имеет на это полное право. (Мы сейчас не будем подробнее рассматривать и эту ложь с канонической точки зрения – это отдельная тема). В сергианских храмах перестали поминать арестованных епископов, на их место начали назначать новых.

Думаю, нужно особо отметить, что теоретические заблуждения, даже вероучительные – это одно, а предательство собратьев ради своего спасения, ради собственного благополучия – нечто совсем другое.

Истребление верной иерархии и верующих при поддержке (пусть и неохотной) со стороны предателей-сергиан означало уничтожение моральной основы новой, теперь уже легализованной, церковной организации. Это было началом нового этапа – не просто нового этапа бедствий, бывших наказанием за прошлые отступления, но нового этапа морального падения верующего народа и народа в целом.

1927 год положил начало широкой практике привлечения людей к соучастию в преступлениях власти. В церковной среде это было, в частности и то, о чем вы можете прочесть в книге отца Михаила (Польского):

…Как-нибудь наедине ваш друг или хороший знакомый с ужасом признается вам, что под давлением разных обстоятельств он дал подписку в том, что он «как честный гражданин советской республики» (так эта записка начинается) обязывается доносить обо всяком случае контрреволюции, где его ни встретит. Но каково же бывало увидеть на Соловках, например, батюшку, отбывающего наказание по очень странной церковной статье Уголовного Кодекса: «невыполнение договора»! Подумаешь, что он взялся за поставку дров для какого-нибудь советского учреждения, но их не поставил и авансы растратил. Нет. Оказывается, он, по честности своей, за несколько месяцев своего секретного сотрудничества в ГПУ не дал ни одного доноса и тюрьмы не избежал, хотя ради этого в свое время и подписывал договор с ГПУ.

Практика принуждения к секретному сотрудничеству охватила все слои общества, о чем пишет, в частности, Борис Бажанов, бывший секретарь Сталина по Политбюро, в 1928 году бежавший за границу. Он передает хвастливые слова Ягоды: «Кому охота умереть с голоду? Если ГПУ берет человека в оборот с намерением сделать из него своего информатора, как бы он ни сопротивлялся, он все равно в конце концов будет у нас в руках: уволим с работы, а на другую нигде не примут без секретного согласия наших органов. И в особенности, если у человека есть семья, жена, дети, он вынужден быстро капитулировать». С подобным столкнулся и дальний родственник Бажанова, начальник железнодорожной станции, обремененный большой семьей; местный чекист, пытавшийся завербовать того в сексоты, прямо сказал: «когда семья начнет пухнуть с голоду, все равно согласитесь».

В это же время сворачивается НЭП и готовится наступление на крестьянство. 1929 – «год великого перелома», переход к сплошной коллективизации и «уничтожению кулака как класса». За этим последовал голод начала 30-х и «закон о трех колосках», потом – ежовщина; плановым порядком, в соответствии со спущенной сверху разнарядкой люди сотнями тысяч обвинялись в шпионаже, вредительстве и тому подобных преступлениях и по приговорам троек отправились кто на смерть, кто в лагеря. За ними в лагеря, ссылки и специальные детдома последовали члены семей врагов народа. В 1937–38 годах террор охватил все слои общества, включая верхушку партии, армии, карательных органов; на это же время приходится максимум истребления православного духовенства.

С одной стороны, мне хотелось бы отметить, что сергианство сыграло важную, если не решающую роль в этой цепочке событий.

С другой стороны – заметим разницу между тогдашней советской властью и каким-нибудь Батыем. Советской власти совершенно недостаточно было грабить и убивать; нужно было сделать по возможности большую часть народа соучастниками государственной лжи и государственных преступлений, запятнать лицемерием и подлостью.

Не жившие в те годы едва ли могут представить себе такое положение. Но и жившие в большинстве своем не были в состоянии оценить, а тем более – пересказать происходящее. Диссонанс между «Веселыми ребятами», «Волгой-Волгой», «Жить стало лучше, жить стало веселее» и т. п. – и реальностью голода, лагеря, исчезновения одного за другим близких, соседей, сослуживцев, вдруг оказавшихся шпионами и вредителями… Вопрос даже не в том, что нельзя говорить то, что думаешь. Да, молчание стало до такой степени второй натурой, что во многих семьях и по сей день не имеют понятия о своих ближайших родственниках, о которых родители на всякий случай ничего не говорили детям. Но на самом деле есть вещи, о которых даже думать трудно; стоит только начать отдавать себе отчет в происходящем, и можно сойти с ума. А хочется просто жить, читать книжки, смотреть фильмы, лечить людей, учить детей… Как только появляется хоть малейшая возможность, существующая рядом реальность скрывается в тумане непризнания.

Еще раз вернусь к песне отроков в пещи Вавилонской: «И предал еси нас в руки врагов беззаконных, мерзких отступников, и царю неправедну и лукавнейшу паче всея земли». Кажется, здесь содержится пророчество; на эту мысль наводит тот факт, что о Навуходоносоре Писание не сообщает ничего такого, что показывало бы его особенное лукавство. Да и врагов тогдашних трудно назвать отступниками, так как они никогда не были верными, чтобы потом отступить. Конечно, всякое зло от лукавого, и всякий нечестивец отступил от Бога, но действительно, лукавство врагов Божиих возрастает с течением истории, а отступничество становится тем страшнее, чем более дарований было прежде дано народу Божию.

Говоря о лукавстве советских властей, отец Михаил ссылается на архиепископа Илариона (Троицкого): «Характеризовать как-нибудь подробнее все обманы, ложь, наглое бесстыдство, омерзительное притворство и лицемерие, провокационные выходки и прочие подлости агентов власти даже архиеп. Иларион не умел. Когда касался разговор отношений власти и церковного управления, то он говорил так: "Нет, друзья мои, ведь надо побыть в этой обстановке, хотя немного, а так не опишешь…" Посмотрев на нас слушателей и, как бы спрашивая нас, поверим ли мы ему или нет, он добавлял: "Это, воочию, сам сатана…"».

1927 год породил новое отступничество, подорвал моральные силы большинства выживших верующих. А лукавнейшая власть обрела новые силы, и пошла множить свою ложь и лукавство.

Ложь, которая сначала никого не обманывала, стала потихоньку утверждаться в умах. Черное побелело, белое почернело.

Книга отца Михаила Польского увидела свет в 1931 году; в ней он писал: «Надо же помнить, что верующие и вообще старой закваски люди просто вымирают, а средний возраст сильно ассимилировался, и потому менее чем через десять лет Россия по своему людскому составу будет совсем "новая". Я хочу сказать, что положение Русской Церкви катастрофическое. Оно гораздо печальнее, чем здесь думают».

Но это было только начало.

И во всех сих не отвратися гнев Его, но еще рука Его высока (Ис. 10:4).

Продолжим этот разговор в следующий раз.