Перед разгромом

Отступив немного от хронологии, коротко скажу об одном еще случае удивительного и сверхъестественного вразумления, подобном тому, какой произошел с отцом Антонием (Булатовичем).

Письмо игумена Пантелеимоновского монастыря Мисаила обер-прокурору Синода В. К. Саблеру от 16 апреля 1913 года сообщает, что 3 апреля в монастырь прибыл с письмом обер-прокурора известный миссионер игумен Арсений (Алексеев). Имяборцы надеялись, что он будет увещевать имяславцев покориться церковным властям; и действительно, игумен Арсений был весьма настроен против имяславцев и успел на праздник Входа Господня в Иерусалим сказать две проповеди против своемудренных толкований богословских вопросов, а также о необходимости смирения и послушания. Получив приглашение от насельников Андреевского скита, о. Арсений сначала вовсе не хотел посещать этот скит, изгнавший игумена Иеронима; но через несколько дней всё же отправился туда. Далее игумен Мисаил с ужасом пишет, что уже 12 апреля до них дошли печатные листки за подписью о. Арсения, объявляющие ни много, ни мало как о создании им духовного союза имени Архангела Михаила в защиту почитания Имени Божия; оказалось, что о. Арсений решительно встал на сторону имяславцев. В конце письма игумен Мисаил просит об «энергичных мерах» со стороны Русского правительства.

О том, что произошло с престарелым миссионером в Андреевском скиту, сообщает в своих воспоминаниях иеромонах Паисий. Действительно, отец Арсений был убежден, что имяславцы обожествляют звуки и буквы имени Господня и исповедуют тому подобные нелепые взгляды. И в скиту он не захотел что-либо с ними обсуждать, а на повечерии Великого Понедельника после проповеди объявил, что завтра же необходимо отправиться к игумену Иерониму, и испросив прощения, вернуть его обратно в обитель.

Имяборствующие старцы скита с честью проводили отца Арсения в гостиницу; однако к этому времени он, по-видимому, уже лишился дара речи. Наутро те же старцы трижды стучались к нему, но он всякий раз, увидев их на пороге, немедленно снова закрывал и запирал дверь. Наконец, к келье пришли отцы-имяславцы. Увидев их, отец Арсений стал знаками показывать, что он на их стороне, и тут же снова обрел способность говорить. Оказалось, что всю ночь он страдал, чувствуя полную бесплодность молитвы и будучи не в состоянии припомнить хоть что-нибудь из Священного Писания. К утру ему пришла мысль, что он поступил неправо, отказавшись выслушать имяславцев. Открыв Библию, отец Арсений прочел: «Сия глаголет Господь, да не внидеши в дом их пирный, ни да ходиши плакати, ниже да рыдаеши их, понеже отъях мир Мой от людей сих, рече Господь, милость и щедроты» (Иер. 16:5). Поняв эти слова в том смысле, что идти к игумену Иерониму отнюдь не следует, отец Арсений раскаялся в своем намерении, после чего почувствовал немедленное облегчение. В тот же день после службы он испросил прощения у братии скита и произнес проповедь о почитании Имени Божия и с обличением имяборческой ереси. Кроме того, он предложил окончательно отделиться от имяборцев. Поэтому в Великую Среду братия уступила им храм свт. Иннокентия Иркутского с тем, чтобы те уже более не ходили на службы в Андреевский собор; после Пасхи вместо этого храма был назначен им кладбищенский Никольский за пределами обители, а Иннокентьевский был освящен по чину «на отверзение церкви от еретиков осквернившейся».

Позднее, в день Всех Святых, отец Арсений сообщил братии Андреевского скита о бывшем ему во время службы видении, но не пересказал его подробно, а сказал только «заглавие» его: «Гнев Божий грядет на вселенную, земля обольется кровью». После этого уста его замкнулись уже навсегда и, как пишет отец Паисий, прочим инокам скорбное повествование о бедствиях довелось читать уже самой жизнью в последующее время.

Игумен Арсений остался твердым исповедником Имени Божия, и в августе того же 1913 года на смертном одре отказался хотя бы знаком показать свое согласие с Синодальным Посланием, почему и был лишен имяборцами христианского погребения.

Вернемся к событиям мая 1913 года.

Афонские имяславцы, разумеется, не могли принять Послание. Они немедленно приступили к составлению возражений на него; однако никакое обсуждение церковными властями не предполагалось.

Еще в апреле Синод положил отправить на Афон для увещания имяславцев архимандрита Арсения (Жадановского), наместника Чудова монастыря. Неизвестно, каков был бы исход его миссии, но она так и не состоялась, возможно, по причине празднования 300-летия Дома Романовых, одним из центров которого должен был стать Чудов монастырь.

17 мая Синод постановил отправить на Афон архиепископа Никона (Рождественского); 19 мая Государь Император Николай Александрович на докладе обер-прокурора Саблера наложил резолюцию: «Преосвященному Никону моим именем запретить эту распрю». Разумеется, резолюция не подразумевала, что вопрос должен быть решен просто силовыми методами; однако дело кончилось именно этим.

28 мая архиепископ Никон и С. В. Троицкий прибыли в Одессу, где посетили подворья Афонских монастырей. По отзыву самого Никона тамошние иноки открыто поддерживали имяславие, а на него самого смотрели как на еретика.

Прибыв 30 мая в Константинополь, встретились с патриархом Германом V и с представителем Кинота, сообщившим, что в Пантелеимоновском монастыре число имяславцев достигает 3/4 от общего числа насельников, составлявшего в то время около 1700 человек.

Архиепископ Никон прибыл в Пантелеимоновский монастырь на канонерке «Донец», где и оставался почти все время, кроме присутствия на некоторых службах.

Заметим, что «Донец», команда которого послужила орудием избиения и изгнания афонских иноков, в октябре 1914 года был потоплен турецкой торпедой на рейде Одессы; впоследствии поднят со дна и восстановлен, переходил из рук в руки и окончательно затонул в мае 1919 года.

Проповеди архиепископа Никона не только не снискали ему уважения со стороны иноков, но вызвали еще большее смущение и негодование. Иноки-имяславцы рассказывали об этом так:

«Вы, – говорил архипастырь, потрясая посохом, – каждое имя считаете за Бога. Так я скажу вам, что каждое имя Божие не есть Бог. И червяку имя только "червяк", а вы, пожалуй, скажете: "и червяк – Бог". Сын есть меньше Отца. Сам Иисус сказал, что "Отец есть более Меня". Вы скажете, что у вас и Христос – Бог». Профессор Троицкий попытался прервать Никона: «Владыко, Христос – Бог! И на отпусте говорится: "Христос истинный Бог наш"». Но владыка Никон, стуча о пол посохом, кричал: «Никто не смей мне возражать. Даже Англия и Франция так веруют, как я говорю». Возмущенным монахам не дают возможности возражать. На замечание о том, что если имя Божие не есть Бог, то слова Псалтири "Хвалите имя Господне, хвалите, рабы Господа" надо произносить "Хвалите Бога Господа" владыка в запале отвечал: «Да, так и нужно!» – «Тогда нужно все книги переписать», – замечает монах. «И перепишем со временем! Все книги перепишем!» – заявил владыка. Нужно ли говорить, что после этих слов храм захлестнула буря возмущения, и архиепископу пришлось скрыться в алтаре.

(Русское слово, 9.07.1913, № 157)

Сам Никон, разумеется, передает этот эпизод в более благоприятном для себя освещении; но в отношении результатов беседы показания полностью совпадают. Иноки называли архиепископа еретиком и масоном; несколько более терпимо отнеслись к Троицкому, но и он в спорах с ними не преуспел, что не удивительно, если учесть изменчивость его собственных богословских взглядов. Столь же безуспешны были встречи с имяславцами в скитах – Старом Руссике и Новой Фиваиде. Вечером 11 июня пароход «Царь» доставил на Афон 118 солдат и 5 офицеров. 13 июня десант вооруженных солдат высадился на берег и занял посты у всех шести ворот, у ризницы, кассы, храмов, библиотеки, водопровода и проч.

С 14 по 29 июня происходила перепись монахов Пантелеимонова монастыря. По сведениям архиепископа Никона 700 иноков заявили, что они «к ереси не принадлежат», тогда как прочие называли себя «исповедниками имени Божия». По свидетельству самих имяславцев, имяборцев подписалось 661 человек, имяславцев – 517, не явилось 360 (среди них, очевидно, подавляющее большинство были имяславцами).

29 июня, в праздник Первоверховных апостолов Петра и Павла, архиепископ Никон собирался служить в монастыре Литургию; однако будучи предупрежден консулом о возможных беспорядках, сказался больным и вернулся на «Донец». На следующий день он обратился к инокам-келлиотам с письмом, предлагая совершить трехдневный пост со 2 по 4 июля (это сразу по окончании Петровского поста), а 5 июля, в день памяти преподобных Афанасия Афонского и Сергия Радонежского, прибыть в Пантелеймонов монастырь для совершения «молитвы о вразумлении заблудших и водворении церковного мира».

Однако уже 3 июля в Пантелеймонов монастырь прибыл пароход «Херсон», и «водворение церковного мира» началось совсем иными средствами.

Продолжим этот разговор в следующий раз.