Лицемерие и ложь

О христианских добродетелях и о противостоящих им грехах и пороках можно размышлять бесконечно; и много поучительного найдем мы в Писании и Предании Церкви об этом предмете. Мы же на время отложим разговор о них, ограничившись пока только еще одним важным вопросом.

Если враг рода человеческого дьявол есть отец лжи (Ин. 8:44); если, напротив, Дух Божий есть Дух Истины (Ин. 16:13); если Сын Божий явился, да свидетельствует Истину (Ин. 18:37), то ясно, что чадам Божиим должны быть свойственны уклонение от лжи, заблуждений и всякого лицемерия, должны быть свойственны сердечная прямота и искренность.

Но ложь многообразно вторгается в христианскую жизнь, что вообще-то неудивительно: настоящую прямоту и отсутствие лукавства возможно увидеть только в святых, достигших возможного для человека совершенства в Боге. Кто может сказать о себе с Апостолом: живу не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2:20), тот и мыслит во Истине-Христе, тот истинствует и в словах, и в поступках. Где же присутствует грех, а в особенности гордость, там неизбежно лукавство.

Здесь стоит обратить внимание на две вещи. Во-первых, мы не до конца искренни с людьми постольку, поскольку наше внутреннее устроение не таково, чтобы мы решились его открыто проявлять. Даже поступая иногда дерзко, и гордясь своей открытостью и прямотой, мы отчасти только притворяемся – играем в открытость, изображаем несвойственную нам свободу.

Другая же важная вещь – это то, что мы лжем, будучи сами обмануты, и обманывая сами себя.

Грех помрачает и затмевает с око души человека; пристрастия делают невозможным здравое суждение – в первую очередь о себе, о своем собственном состоянии. И это не невинное, искреннее заблуждение: пристрастие понуждает нас обманываться, потому что истина, которую мы могли бы знать о себе, не слишком привлекательна.

Отсюда ясно, что ростки Истины в душе человека прорастают тогда, когда в ней начинает действовать смирение, сокрушение сердца, когда душа отходит от самооправдания ради того, чтобы в Боге измениться, в Нем почерпнуть исцеление своих, пока еще не вполне осознаваемых болезней.

Однако лукавство проникает и в наши попытки смиряться, почему еп. Игнатий Брянчанинов особенно предостерегает от смиреннословия, то есть смиренных речей, охуждения себя самих на словах (обычай довольно распространенный среди некоторых православных):

Господь заповедал совершать все добродетели втайне (Мф. 6), а смиреннословие есть вынаружение смирения напоказ человекам. Оно – притворство, обман, во-первых, себя, потом других, потому что утаение своих добродетелей составляет одно из свойств смирения, а смиреннословием и смиреннообразием это-то утаение и уничтожается.

<...> Сколько полезно укорять себя и обвинять в греховности пред Богом, в тайне душевной клети, столько вредно делать это пред людьми.

<...> Пред людьми должно вести себя осторожно и благоговейно, но просто, молчанием отвечая на похвалы, им же на порицания, кроме тех случаев, когда прошение прощения и, при нужде, умеренное объяснение могут успокоить и примирить к нам порицающего. Преуспевшие в монашеской жизни стяжавают особенную свободу и простоту сердца, которые не могут не вынаруживаться в их обращении с ближними. Они не нравятся миру! Он признает их гордыми, как весьма справедливо замечает святой Симеон, Новый Богослов (Гл. 70, 71, 72. Добротолюбие, ч. 1.). Мир ищет лести, а в них видит искренность, которая ему не нужна, встречает обличение, которое ему ненавистно.

Аскетические опыты, т. 1, «О смирении, (разговор между старцем и учеником его)»

Поучения Лествицы о лжи (слово 12) и о смирении (слово 25) лучше почитать или перечитать самим, равно как и аввы Дорофея поучение девятое «О том, что не должно лгать».

Я же только приведу еще одно соображение, касающееся лицемерного поведения с ближними. Оно часто проявляется неосознанно, когда видя перед собой человека, мы беседуем с ним совсем иначе, чем говорим о нем за глаза. Обнаружив такое поведение по отношению к себе самим, мы, естественно, бываем оскорблены; но это необязательно прямое лицемерие – скорее, отсутствие воображения. Видя человека перед собой, мы и в самом деле часто меняем свое к нему отношение: перед нами – человек, а не построенная у нас в голове схема. Он может вызывать противоречивые чувства, но явно требует определенного внимания и уважения. Если бы мы и в отсутствие его могли видеть его мысленным оком хотя бы в такой же мере ясно, мы воздержались бы от легкомысленных суждений, которые стыдимся высказать ему в лицо.

Поэтому хорошим лекарством от лицемерия и самообмана является память о смерти и Суде, где наше лукавство явится не только перед Богом (Которого, как ни странно, мы, кажется, не очень боимся, видимо, потому, что Он знает нас и терпит, и милует все дни нашей жизни), но и перед всеми теми людьми, которых мы пытались обмануть, представляя себя лучшими, чем мы есть на самом деле.

Выше мы привели слова еп. Игнатия о той свободе и простоте сердца, которая свойственна преуспевшим в правильном христианском подвиге. Важно понимать, что мы не можем имитировать эту свободу и простоту. Нам приходится быть осторожными с людьми, сознавая своё внутреннее уродство, сознавая и нашу общую немощь.

Основой же пути, ведущего к смирению и всякой добродетели, лежит правое исповедание веры, то есть принятие слова Истины, хотя бы мы и не во всей полноте ее восприняли. В этом отношении драгоценными мне представляются вот эти слова:

Если слово, переданное мною, покажется вам истинным, то и довольно этого – вера в истине принятой, хотя и не вполне ясно сознанной, усваивает душе принятую истину. Божественный Учитель говорил ученикам Своим: Уже вы чисти есте за слово, еже глаголах вам (Ин. 15:3). И всякое истинное понятие, имеющее основанием своим Его Божественное слово, имеет отчасти ту же силу. Истина, принятая верою, очищает от заблуждений, в которых находилась, которыми жила душа.

Из писем игумении Арсении (Себряковой)

Эти заметки я начинала со слов о Богооткровенной Истине, вне которой невозможны истинные добродетели; и вот что говорится об этом в Лествице преподобного Иоанна (слово 25, главка 33):

Невозможно пламени происходить от снега; еще более невозможно быть смиренномудрию в иноверном, или еретике. Исправление это принадлежит одним православным, благочестивым, и уже очищенным.

Об этом часто забывают, откуда и берутся обманчивые попытки совершать христианские подвиги, не заботясь о том, чтобы уклоняться от лжи в самом главном – в своей вере, чтобы не лгать о христианстве, не лгать о Боге ни мысленно, ни на словах, ни в своей деятельности.

В следующих заметках мы, надеюсь, продолжим разговор об исповедании веры и о церковной жизни.