Святыня Слова Божия

Синодальное Послание 1913 года утверждает, что энергией Бога можно называть только слова, непосредственно изрекаемые Самим Богом (например, те, что слышали Апостолы на Фаворе), но не Богооткровенные слова, произносимые людьми:

Сошедши с горы, апостолы запомнили бывшее с ними и потом рассказывали другим, передавали все слова, слышанные ими. Можно ли сказать, что они передавали другим Божество? Был ли их рассказ энергией Божией? Конечно, нет: он был только плодом Божией энергии, плодом ее действия в тварном мире. Между тем, новые учители явно смешивают энергию Божию с ее плодами, когда называют Божеством и даже Самим Богом и Имена Божии, и всякое слово Божие, и даже церковные молитвословия, т. е. не только слово, сказанное Богом, но и все наши слова о Боге, «слова, коими мы именуем Бога».

Тут надо отметить, что ни отец Антоний Булатович, ни другие имяславцы не почитали божественными произвольные человеческие мысли и высказывания о Боге, но только Богооткровенные, из которых и составлены церковные молитвословия. Это очень важное обстоятельство, что Православное богослужение при всем своем разнообразии не содержит никаких не только утверждений, но даже и выражений произвольных, не почерпнутых из Откровения. Псалтирь, Пророчества, Новозаветное Писание, Богодухновенные гимны христианских подвижников – всё это, переплетаясь, перекликаясь и давая отсылки друг ко другу, позволяет молящемуся в храме или в келлии, плавать в Слове Божием, покидая область человеческих суждений.

Однако Послание обращает внимание не на слова и выражения, а на произносящие их уста:

Слов, исходящих из уст человеческих, хотя бы и о Боге, нельзя приравнивать к словам, исходящим из уст Божиих.

Опять заметим, что дело не в том, что слова эти о Боге, а в том, каков их источник: Богооткровенные слова не становятся человеческими, хотя бы их произносили люди, но остаются глаголами жизни, глаголами Духа.

Впрочем, нужно обратить внимание на то, как Послание характеризует Евангельскую проповедь: «апостолы запомнили бывшее с ними и потом рассказывали другим». Такое описание подходит к чисто человеческой деятельности: запомнили (по силе и как поняли) и рассказывали (как сумели). Естественно, что подобный пересказ нельзя было бы назвать Словом Божиим, даже если бы он содержал верное изложение некоторых фактов.

Правда, Послание добавляет: «Передавали все слова, слышанные ими», – однако Церковь иначе понимает суть Апостольской деятельности. Ведь Господь обещал Своим ученикам: Утешитель же, Дух Святый, Егоже послет Отец во Имя Мое, Той вы научит всему, и воспомянет вам вся, яже рех вам (Ин. 14:26). Послание же совершенно игнорирует действие Духа Божия в Апостольской проповеди, и в лучшем случае низводит Евангелие на уровень исторических хроник. Так далеко завело составителей Послания борьба с имяславцами: они оказались единомысленны с неверующими и врагами Евангелия.

Послание утверждает, что даже сами слова, сказанные Господом или Отцом Его в слух Апостолов перестали быть Словом Божиим, когда их пересказали Апостолы; тем более же не являются Словом Божиим все прочие слова, составляющие книги Евангелия.

Но Евангелие называется Словом Божиим по преимуществу, и отнюдь не в переносном смысле. Сам Господь засвидетельствовал, говоря: Отметаяйся Мене и не приемляй глагол Моих, имать судящаго ему: слово, еже глаголах, сие судит ему в последний день (Ин. 12, 48). Св. Игнатий Брянчанинов пишет: «Из этих слов Господа явствует, что мы будем судимы по Евангелию, что небрежение о исполнении евангельских заповедей есть деятельное отвержение Самого Господа». Св. Иоанн Кронштадтский подтверждает: «Человек! Слово, в этом Евангелии содержащееся, будет судить тебя в последний день». Уже почти две тысячи лет миновали с тех пор, как спасительные глаголы звучали из уст Самого Господа, так что никто из нас не был свидетелем Его проповеди. И что же? Неужели нас не будут судить всё те же словеса, которыми доныне благовествуется Царство Небесное?

Слова, выражающие Богооткровенную Истину, Откровение Бога о Себе Самом и о домостроительстве нашего спасения, суть словеса Духа Божия, Его дело, Его энергия, а не человеческая, хотя вместилищем этих словес являются произносимые, написанные или мыслимые людьми сочетания звуков и букв.

Когда пастыри услышали Ангелов, воспевающих рождение Спасителя, и поведали всё слышанное ими, то как было сказано, Мариамь соблюдаше вся глаголы сия, слагающи в сердцы Своем (Лк. 2:19). Чьи глаголы соблюдала Пресвятая Дева – человеческие или ангельские? Нет, Она соблюдала в Своем сердце единое на потребу – глаголы Духа Божия, реченные через Ангелов и человеков.

Но Послание называет такие речения «плодами благодати», требуя отделять их от собственно действий и словес Божиих. Что означает выражение «плоды благодати» – неясно. Буквы и звуки сами по себе не являются произведениями благодати, но обычными явлениями сотворенного мира. Если же говорить о смысле, то есть собственно о благовестии, то как можно содержание Евангельских слов считать сотворенным и действием человеческим, а не Божиим?

Если российские иерархи опасались, что кто-то, смешав само Откровение со звуками речи, станет обожествлять звуки, буквы и понятия человеческие, то следовало именно против таких мыслей и высказаться, ясно и определенно. Но вместо внесения богословской ясности мы видим в Послании следующие одно за другим утверждения, в лучшем случае двусмысленные и сомнительные, а то и прямо идущие вразрез с Писанием и Преданием Церкви.

Конечно, можно было бы сказать, что выше приведенное высказывание Послания о словах верно, если под «словами» подразумевать не смысл, а вот это внешнее вместилище его, а также сам способ воспроизведения слов: когда говорит человек, то налицо именно человеческая деятельность (что несомненно). Однако такое словоупотребление не позволяет выразить самые существенные понятия об Откровении, о вере и молитве, о проповеди Евангелия. В результате весь разговор идет не о том: с такой терминологией невозможно говорить о тех таинственных вещах, которыми на самом деле живет Церковь.

Поэтому-то возникший век назад спор заставляет о многом задуматься, и вот на что хотелось бы обратить внимание.

Мы уже говорили, что по внешней своей стороне Слово Божие есть святыня. И этой святыне принадлежит в Церкви особое место: ни одно действие церковное не обходится без нее; никакое освящение без нее не возможно; ни сама проповедь, ни вера, ни исповедание веры, никакое благословение жизни и дел человеческих – ничто не может совершаться помимо реального присутствия Самого Бога в произносимых речениях и призываемых именованиях.

Притом различные святыни имеют различное назначение: например, иконы предназначены для взирания на них и воздавания почести, восходящей к Первообразу.

Но Имя Божие, Имя Иисусово предназначено для исповедания и призывания Самого Бога, а не для того, чтобы мы брали внешнюю оболочку – звуки, буквы и человеческие понятия – и потом воздавали этой внешности какое-то относительное почитание, неизвестным образом относимое к Именуемому.

И Слово Божие предназначено для того, чтобы мы принимали его с верой, как если бы слышали из уст Божиих. Действенное и сильное, оно изменяет наш ум и сердце, весь состав человеческий и всю нашу жизнь, укрепляет немощную веру, пробуждает умолкающую совесть, исцеляет страсти и отражает нападения врага.

И это всё – не за счет психологии, не потому, что мы, отталкиваясь от услышанного, и в силу «столь естественного чувства благоговения» (по выражению Послания), своим собственным усилием вытягиваем себя за волосы из болота греха и забвения.

Действующая здесь сила – не наша, а Божия, к которой мы прибегаем. Поэтому преподобный Варсонофий Великий учит:

Непрестанное призывание имени Божия есть врачевание, убивающее не только страсти, но и самое действие их. Как врач прилагает лекарственные средства или пластыри на рану страждущего и они действуют, причем больной и не знает, как это делается, так точно и имя Божие, будучи призываемо, убивает все страсти, хотя мы и не знаем, как это совершается.

Продолжим этот разговор в следующий раз.